Сам по себе

Бардовская песня вообще и Михаил Щербаков в особенности вернули и возвращают пафос в речевой обиход интеллигенции

«Если писать соберешься все же, то не пиши обо мне, или пиши, но по методу дядьки и бузины, не шлифуя фраз, слов не вяжи, пускай не стыкуются, не имеют лица. Вроде того, что, дескать, тенденции упразднены, септаккорд погас, ягодой, мол, валяется легенда бывшего колеса...» Что прикажете писать о таком поэте и человеке, который сам же просит: «...не пиши обо мне»?

Он все-таки есть...

Только одно - он есть. Михаил Щербаков, родившийся в 1963 году в Обнинске, городе первой в мире атомной электростанции, начавший писать стихи и петь их под гитару в начале 1980−х, первый сольный концерт давший в 1988 году в городе Свердловске, с той поры выступавший в Питере, Киеве, Днепропетровске, Детройте, Париже, Москве, выпустивший штук двадцать дисков со своими песнями, этот странный, насмешливый, ироничный, мрачный поэт с гитарой - есть.

Пятого июня в петербургском Театре эстрады прошла презентация нового его диска «Райцентр». Реклама была поставлена так, что и Алла Пугачева бы зал не собрала. Ма-а-ахонькие листочки висели по учреждениям и конторам, однако народ пришел. Это - один из парадоксов Михаила Щербакова. Он не медийный, не публичный человек. Он четко и точно отрабатывает свое, никогда не бисирует, сколько бы ни хлопали, почти никогда не исполняет песен по заказу, отвечает на вопросы насмешливо, едва ли не грубо.

Его ответы на вопросы зала - это отдельный жанр... Можно сказать, что он интеллигентно хамит. И что же? Все равно ходят, слушают, задают вопросы, даже просят спеть. Его любят. Его любит совершенно определенная публика. Как-то, отвечая на вопросы, он сказал, что повсюду, от Детройта до Днепропетровска, его ходит слушать одна и та же публика. Интеллигенты? Можно и так...

Однажды его спросили: «Почему вас любят слушать математики?» Он быстро переспросил: «Математики или программисты?» По залу прошел одобрительный гул, смешок. Впрочем, не обязательно программисты и математики, могут быть и филологи - почему нет? А почему они приходят слушать Щербакова? Потому что он поет про то, что им интересно. Каким фокусом, каким хлюстом ему удается спеть про тоску, потерянность, одиночество - интересно? Не знаю...

Может быть, интерес рождается из-за того, что на редкость умело сделаны тексты, ладно пригнаны слова к словам и без зазора эти слова совпадают с мелодией, с поэтическим ритмом? Щербаков не подгоняет слова под музыку и музыку под слова - и то и другое рождается у него одновременно. Он и сам про это говорил, когда его спросили, что рождается прежде - слова или мелодия. «Мелодия, потому что и слова - мелодия. Но вообще-то - ритм... А уж потом, под этот ритм - и слова, и мелодия».

А может, интересно наблюдать то, как он превращает чужие цитаты в свои собственные реплики, или то, как ирония незаметно переходит у него в печаль: «Помнишь, как оно бывало: все горело, все светилось. Утром солнце как вставало, так до ночи не садилось. А когда оно садилось, ты звонила мне и пела: приходи, мол, сделай милость, расскажи, что солнце село...» И вот эта-то насмешливая песенка с перелицованной цитатой из Фета обрывается в такой гимн потерянной любви, наполняется такой патетикой, что я, пожалуй, еще раз ее процитирую: «...и до нынешнего часа, до последнего предела я на круг не возвращался, но я помню, как ты пела, и уж если возвращение совершить судьба заставит, пусть меня мое движенье у дверей твоих застанет. Неприкаянный и лишний, окажусь я у истока, и пускай тогда всевышний приберет меня до срока. Но покуда ветер встречный все безумствует, лютуя, аллилуйя, свет мой млечный, аллилуйя, аллилуйя».

Об авторской песне

Самое время здесь поговорить о главной особенности авторской, или бардовской, песни, к каковому направлению Михаил Щербаков принадлежит с 16 лет. Эта особенность формулируется так: стихи - это красивые, патетические слова, которые не стыдно произносить громко, вслух. Люди ведь стесняются патетики, пафоса, тем более современные интеллигентные люди. Так вот, бардовская песня вообще и Михаил Щербаков в особенности вернули и возвращают пафос в речевой обиход интеллигенции.

Можно сдобрить этот пафос иронией, как это часто делает Щербаков, а можно и без всякой иронии быть патетичным, громко говорить красивые слова, и они не будут коробить. Конечно, лучше бы поменьше красивых слов или слов вообще. Щербаков - один из немногих поэтов или певцов, который любит не столько слова, сколько паузы между ними. И слушатели его такие же. Щербаков поет для тех, кто, как и он, не любит разговаривать или не любит много разговаривать.

Он по природе своей молчун, интроверт. На концертах видно, как ему порой трудно вылезать из собственного панциря. Ну что поделаешь, такая работа... То, что он делал для своего удовольствия, складывал слова друг с другом и с мелодией, оказалось его профессией, то есть тем, что приносит доход. Значит, надо работать. К тому же иначе как на публике не проверишь, правильно ли, хорошо ли ты сложил слова со словами и с мелодией. Приходится трудиться.

Если подыскивать эквивалентное песням Щербакова художественное явление в других областях культуры, то это будут фильмы Джима Джармуша. Не только «Кофе и сигареты», но и «Мертвец», и, конечно, «Таинственный поезд»

Отсюда удивительный тон ответов Щербакова на записки. И это при том, что он всегда отвечает, даже если не отвечает. Вот он берет кипу записок, молча просматривает, бросает в зал: «Это я чтобы время сэкономить. Вы пока между собой побеседуйте, ладно? Нет, Питер - таинственный город. Только здесь задают абсолютно загадочные вопросы. Пожалуйста: "Галич, Высоцкий, Окуджава, Ким, Щербаков - правильно?" Что правильно? Фамилии написаны правильно? Вроде да... Как на такое отвечать?»

Так ведь он же ответил. Его спросили, можно ли его тексты поставить в один ряд с песнями вышеперечисленных. Готов ли он присоединиться к некоей традиции, а он, по сути, на это сказал: «Нет, как и все вышеперечисленные, я - сам по себе. Меня не надо, как и любого человека, вне зависимости от масштаба его дара или социального положения, втискивать в тот или иной ряд». Он именно так ответил. Только сделал это, как человек, не любящий многословия, коротко и грубо.

Слова

Он - номиналист, в средневековом, традиционном понимании этого слова. Для него существует только единичное. Для него важна только деталь. От всякого общего, всеобщего, универсального он шарахается как от огня. Надо посмотреть на то, как он морщится, когда выговаривает слово «идеи». «Я благодарен за эту записку, но вы тут пишете об идеях, а мне глубоко неинтересны идеи. Мне интересны слова».

Может быть, поэтому его однажды спросили о Набокове, таком же ненавистнике общих идей и ценителе деталей. «Нет, - ответил Щербаков, - когда-то нравился, а сейчас - нет. Очень вязкая проза. Хотя люблю какие-то места, в "Лолите", например: старушка визави, которая машет Гумперту Гумперту, отъезжающему от дома, - вот это я люблю». В этом ответе весь Щербаков. В отрицании скрыто утверждение. С какой любовной тщательностью надо вгрызаться в текст, чтобы выудить оттуда вот эту самую старушку напротив?

Повторюсь: прежде чем сказать «да», Щербаков сначала говорит «нет», поскольку видит, как связаны, сцеплены «да» и «нет». Вот его спрашивают: «Назовите, какой фильм вам больше всего понравился за последние пять лет?» Он не просто призадумывается - мимикой, междометиями старается показать: какие фильмы? Да я вообще в кино не хожу! Как вдруг будто вспоминает: «За последние пять лет? "Кофе и сигареты" Джармуша... Да, этот фильм. Я не припомню, чтобы что-нибудь подобное снималось, и не только за последние пять лет».

Да, если подыскивать эквивалентное песням Щербакова художественное явление в других областях культуры, то это будут фильмы Джима Джармуша. Не только «Кофе и сигареты», но и «Мертвец», и, конечно, «Таинственный поезд». Щербаков, как и Джармуш, cool. Так это называется в Америке. Холоден, но тут фокус в том, что при всем этом cool, очевидном, в глаза бросающемся холоде и Джармуш, и Щербаков - человечны. Как это у них получается? Я не знаю, поэтому и хожу на концерты Щербакова и задаю ему разные вопросы в записках, порой нарываясь на грубость.

Как это получается у Щербакова, что поет он мрачнейшую песню со всеми «черными» атрибутами (тут тебе и дьявол, и вечная ночь), а ничуть не мрачно, едва ли не весело? Может, оттого, что песня называется «Автопародия» и ритм у нее бодрый, нахрапистый? А ритм, он важнее слов, мы это слышали: «Сквозь сумрак мне видится кормчий хромой, изящна его хромота. И волны бегут, так сказать, за кормой, вот именно что от винта! И музыка, как на балу Тюильри, мне слышится ночь напролет, но что до грядущей во мраке зари, товарищ! - не верь, не взойдет!»