Ирина ЛуговаяCтоматология в творчестве двух бардов: МЩ vs МФ.
Сравнительный анализ текстов песен Михаила Щербакова «Жалоба» и Марка Фрейдкина «Песня о зубном протезе» Мысль о сравнительном анализе образов лирического героя вышепоименованных поэтов на материале песен со сходным сюжетом пришла мне в голову после собственного визита к врачу — правда, не зубному, но это не важно. Итак, приступим.
Паралеллизм сюжетов просматривается в том, что для обоих лирических героев (ЛГ) предстоящий визит к стоматологу — событие в крайней степени вынужденное. Сразу постулирую: этот визит — в случае МЩ гипотетический, в случае МФ — реальный, имевший место в прошлом — метафора вступления в контакт с внешним миром, по определению неприятный. ЛГ МЩ — мизантроп, ленивец, одиночка, его пугает социум, тем более — любая «организация», во власти которой предстоит оказаться. ЛГ МФ — гедонист, также ленивец, гуляка; люди не пугают его, неприязни к ним он также не испытывает, но активно предпочитает общество «своих», тех, с кем комфортно, кто разделяет его ценности и понимает с полуслова, а лучше бы без слов. Выход из этого малого круга вовне крайне неприятен и нежелателен; как правило, однако, все оказывается не так страшно, и добрые люди обнаруживаются везде, и все же по возможности ЛГ старается без этого обойтись. Однако наступает момент, когда избежать контакта с социумом в лице стоматолога невозможно. В случае МЩ это «дупло в клыке», вызывающее «боль в сто ватт», в случае МФ — то, что «совершенно нечем стало пищу принимать вовнутрь». Различие этих поводов также весьма характерно для образов ЛГ. В творчестве МЩ крайне мало упоминаний о столь низменном предмете, как пища. «Вот напиток в ледяном штофе, вот анчоусы и брусника», «пили водку, ели клубнику, а может, и смородину — не о ней сюжет» — именно что «не о ней». Боль — вот этого сколько хочешь. ЛГ МЩ испытывает ее постоянно, это фон его повседневного существования; к боли — душевной, зубная — метафора («зубная боль в сердце» Г. Гейне) — можно притерпеться, что себя и уговаривает сделать наконец автор в большинстве песен; можно — и следует — с нею смириться, можно попробовать убежать от нее, отвлечься; но она заведомо «не престанет», она — неотвязный спутник рефлексирующей личности. ЛГ в основном и занят во время своего безделья отслеживанием приливов и отливов этой постоянной боли — отсюда гениальная формула «мне очень плохо, мне даже хуже, чем только что». В рассматриваемой песне нечто подобное тоже есть: «Когда бы хоть вольт не сто, по мне бы и ад — ничто, а так не кошмар ли? Похоже на то». Итак, вглядевшись пристально в свою боль, ЛГ находит ее, пожалуй — постоянные сомнения во всем, в том числе и в определении степени боли, еще один базисный фактор для ЛГ — чрезмерной. Пожалуй даже, столь трудно переносимой, что она, чего доброго, вынудит ЛГ войти-таки в контакт с социумом, вот ведь уже вынудила возмечтать о краже «талона в медчасть на двадцать шестое», то есть мысленно вступить в контакт с неким учреждением — разумеется, маргинальный: талон он мыслит «украденным», понятно ведь, что по-хорошему «там» ничего не дадут, нечего и пытаться просить («людей просить не смею»). ЛГ МЩ — запуганный маргинал, его взаимоотношения с социумом раз навсегда определены: ЛГ пытается «ни от кого не зависеть», социум мстит, настигая в уединении и пытаясь окончательно загнобить, уничтожить «лишнего человека» — бесполезный, а значит, вредный элемент. ЛГ уходит — ввысь, вглубь себя, в даль, в сон, в блажь, в слово — пытаясь забыть о навязчивой реальности, загнобить ее в себе (как она его — в себе). Увы, пока он жив, это невозможно; так с переменным успехом и происходит его существование. Остается лишь утешаться тем, что «всех не догонят — догонят не всех. Всего не отнимут — отнимут не всё». Взаимоотношения ЛГ МФ с реальностью менее драматичны; его герой добрее, снисходительнее; у него есть некий круг милых сердцу друзей и подруг; круг этот естественным образом редеет, однако остаются семья, память... Формула, ошарашивающая слушателя с первых строк песни: «Знают все, как я в быту неистов» — расшифровывается довольно просто: по возможности пренебрегаю неприятными обязанностями, потребностями тела; приятными же — отнюдь: «курю, курю, курю, курю», «сердце бьется горячей от изысканных напитков и божественных харчей», «коротали вечера за кристалловскою «Старкой» — в общем, ничто человеческое... в неприятный сегмент реальности приходится выходить лишь когда совсем припрет — в том смысле, что гедонизм перестает быть возможным — в данном случае метафорически «буквально нечем стало пищу принимать вовнутрь». И опять же — более реалистично мыслящий ЛГ МФ «встал — пошел»: «Что ж тут делать и куда деваться, если выхода другого нет? И пошел я, божий раб, сдаваться в ненавистный с детства кабинет». В случае МЩ все остается в сфере умозрений — мечты украсть талон, в крайнем случае — намерения: «В санчасть поутру пойду, талон таки украду»; предположений о том, как отреагируют на ситуацию врачи. Образы врачей в обеих песнях схожи своей непонятностью: оба персонажа произносят какие-то загадочные, зашифрованные и от этого еще более пугающие речи. Явно для обоих ЛГ врач — некое существо породы дивной, и ждать от него можно чего угодно («Покажешься нам орлом — пропишем тебе боржом, покажешься монстром — зарежем ножом»). Тем более что судьба ЛГ в его руках, так что благоговейный трепет вполне уместен — у страха, как известно, глаза велики. Однако «шифровка» врача из песни МФ — лишь чуть утрированный монолог, пестрящий врачебными терминами, вполне благожелательный к пациенту, предлагающий конструктивное решение его проблемы. Что и понятно, ведь этот врач — вполне реален, ЛГ рассказывает о состоявшемся, хотя и долго откладываемом, визите к врачу — и его результате, который, как обычно у МФ, не то чтобы совсем плох, но и не окончательно хорош — «все могло быть хуже в сотню раз». Подобно герою МЩ — да и большинству «тех, кто на земле свое отзимовал» — герой МФ тоже приходит к смирению; это смирение с ситуацией, оно более гармонично, чем у МЩ, внутри смирения которого — всегда бунт. На самом деле ЛГ МЩ категорически, базисно не приемлет этот мир, не считает и не ощущает себя его частью, он здесь чужак, наблюдатель, уничтоживший «еще младенцем» все документы и «сидящий на крыше, в дуду играя по нотам, ни с чем не связан». А что это, если не бунт? И если у МФ «все могло быть хуже в сотню раз», то МЩ «хуже, чем только что» может стать — и становится — каждую минуту. ЛГ МЩ существует в фантастическом мире собственных грез и кошмаров; его «врачи», как и положено представителям враждебного социума, предстают некими недобрыми абстрактными сущностями, осознающими собственное могущество, высокомерными от этого, произносящими загадочные речи, вложенные в их уста самим автором. Он говорит сам с собою, других персонажей в его творчестве просто нет. Вот он вообразил, как придет в некий «склад пинцетов и марли», там соткется из воздуха некая сущность... вот если б он был этой сущностью, как бы он изъяснился? Да вот так: «Стой там! Не лезь наобум в наш храм! Сначала понравься нам, блесни жантильонством». Понравиться, прийтись ко двору, мимикрировать под «своего», вступить в комсомол, скрыв, что на самом деле — агностик, «в сущности-то мы одно и то же, если не вникать в оттенки»... Нет, «зеленая кровь, голова на винтах» — не скроешь чуждости, сущности; дернешь не вовремя ртом, окажешься неуместен, будешь разоблачен, отвергнут, и останется только «уползти в свой вигвам и выпить там свою цикуту». История эта повторяется из песни в песню, вот и снова: «Неужто отказ? О ад!» «В финале рекомендуется выйти на обобщение», как написал один казенный рецензент. Оба автора это исправно делают — профессионалы, куда деваться. И финалы обеих песен тоже чрезвычайно характерны. Последний куплет песни МФ, казалось бы, взялся ниоткуда, никак из рассказанной истории не вытекает — предлагая слушателю догадаться о связи. Сравнение «бухая мгла стоит в глазах, качаясь, как последний почерневший зуб», во-первых, неудачно, во-вторых, притянуто за уши. Смысл финала все тот же: было и прошло. Так толкуют сны: выпал зуб — друга потерять. Жизнь — цепь потерь, с этим придется смириться. Череда встреч и разлук, зримое течение времени — вот были зубы, вот их нет, вот вместо них протез — суррогат, осталось только «грустно щериться на любой мясной деликатес» — но все же «пусть Божья искра в нас с утра не так шустра — мы живы, ура! Пам-пара-ру-ра!» Жизнь прожита — и это печально; но есть что вспомнить — и это здорово, даст Бог, «на наш закат печальный блеснет хоть что-нибудь улыбкою прощальной, и в наши 40 (50, 60 — ненужное зачеркнуть) с небольшим мы здесь еще пошебуршим». Для ЛГ МЩ время не существует. Нет, есть и у МЩ ностальгические песни — «Песня о молодости», «Сверчки-кузнечики», «Москва — Сухуми», — из которых можно заключить, что ЛГ был когда-то «чином рядовой, лицом министр. Беден, да не жаден, глуп, да быстр». И не то чтобы в это не веришь. Просто прошлое с этим затянувшимся настоящим никак не связано. Отрезано. Ощущения непрерывного течения времени не возникает. Возникает — как в той же песне про сверчков — ощущение безысходного самокопания, бездействия, неосуществленных и не могущих быть осуществленными намерений: ...Нынче ж и бальзам ценой в брильянт, Ничем не заканчивается и намерение — вызванное «болью в сто ватт» — выйти в реал и решить там возникшую проблему. Обобщение ЛГ МЩ сводится к риторическому воззванию к высшим силам и констатации... все того же факта безысходности существования. О, немощь существ земных. О, жалкие шесть восьмых. Да, мы же не упомянули тараканов — полноправных, вполне реальных персонажей песни МЩ. Их ЛГ отказывался травить аэрозолью в начале песни, лаконично аргументируя: «Слаб, горд». В финале же, выйдя, казалось бы, на безысходное обобщение, позицию по отношению к этим персонажам — повторяю, в отличие от воображаемых врачей, вполне реальным — кажется, меняет, включая в круг своих «ночных забот одиноких» «нужду» «травить шестиногих, ловить и давить». То есть придется все же как-то реагировать на реальность, раз уж она пришла к тебе в дом, проникла в убежище. Как же? По возможности уничтожая. Месседж ЛГ МЩ, обращенный к высшим силам («Тебя просить негоже, и все же, о Боже!..»), стало быть, таков: «Почто попускаеши низменным, недостойным внимания духовной личности явлениям, таким, как тараканы и зубная боль, отвлекать означенную личность от размышлений о главном?» («Когда б не дупло в клыке, вздымал бы чело в венке,стило золотое сжимал бы в руке».) Не дает ответа. Что ж, попробуем и мы выйти в финале на обобщение. Реальность вторгается в жизнь каждого из нас, рано ли поздно. Как бы мы ни норовили укрыться от нее в самодельном мирке из иллюзий, страхов, утопий, озлобленности, ограничить свой круг «своими», не замечать того, что не нравится, отгородиться магией слов и ленью. Она — реальность — бьет по самому больному; вернее, бьет она постоянно, не разбирая куда, не выбирая наших болевых точек — это мы научились не замечать ударов по другим точкам, игнорировать их. Но в какой-то момент, по теории вероятности, удар приходится в нерв — у каждого он свой. И приходится реагировать — выбора не остается. Мы делаем это как умеем. Заговариваем свою боль. Все равно не видим за болью реальности. Или скрепя сердце выходим из уютного, намоленного мирка — и что же? «Все могло быть хуже в сотню раз». Как-то, оказывается, можно договориться с внешним миром. Может быть, стоит попробовать? Помните финальную фразу из фильма «Репетиция оркестра»? «Мы здесь, чтобы попробовать еще раз». Апрель 2012 |