Русалка, цыганка, цикада...Три похожих слова подряд. Уже русалка тащит длинный хвост ассоциаций - что-то из Пушкина, Жуковского... Затем цыганка - слово столь же богатое, из тех же краев, да еще и так же звучит. И, наконец, все это разрешается цикадой - уже не то, но все равно что-то оттуда же рядом...
В.С.: Да. Куча всяких неуловимых ассоциаций. Откуда это? Кто об этом уже писал? Неважно кто, но чувствуется, что было дело, и не однажды. Мне кажется, это сделано умышленно, чтобы создать ощущение большого количества ассоциаций - для контраста с той пустотой, которую... но об этом потом.
Вакхическая свадьба - на совести автора (свадьбы вообще-то по части Гименея, а вакханалия, которая и имеется в виду - никак не свадьба).
В.С.: Вакхическая свадьба - не случайная ошибка; тут же уточняется: "она жениха целовать бы". Щербаков говорит то, что хочет сказать. Вакхическая, но свадьба. Безумства - но целовать именно жениха, а не кого попало, то есть не совсем безумства. Медаль без оборотной стороны.
...в холодном сгорит Петербурге холодное сердце ее.Ну, за эту строчку - только тихо снять шляпу.
В.С.: Особенно она интересна в сочетании со "столичными ювелирами". Это - тот Петербург, который еще был столицей, Петербург Гоголя и Достоевского, который мы изучали в школе, а не тот, который сейчас. Литературный образ. Штамп.
Вот на этом - раз уж я произнес слово "штамп" - вся песня и построена. Одному набору литературных штампов - идеализированной экзотической "цыганщине" - противопоставляется мертвенно-холодный блеск Петербурга, существующий ныне лишь на страницах книг (и в сознании их читателей). Идеал и антиидеал. Две одинаково выдуманные судьбы.
Дальше будет то же самое, но про 20-й век.
Я мог бы, допустим, майором всемирных спасательных сил...Оцените точность выбора поприща! Одновременно - и что-то благородно-военное, и благородно-неожиданное, и благородно-гуманное, и благородно-международное,
В.С.: Ну конечно! Это же та же вакхическая свадьба, но в "мужественной" и осовремененной версии. Майор - но не убийца, а спасатель. Вакханка - но не развратница, а невеста. Берем некий жутко-романтический объект и добавляем к нему деталь, сводящую на нет все непривлекательные свойства этой романтики. Получем нечто насквозь положительное, только в первом куплете вылезшее из "Цыган" Пушкина, а во втором - из какого-нибудь Тома Клэнси.
Да и чего, казалось бы, такого трагического в сочинении стихов? Но красиво до крайности...
В.С.: Снова штампы. В контексте русской литературы судьба поэта просто обязана быть трагической. Это тоже штамп - "трагическая судьба поэта". Такой же, как холодный Петербург. Поэт в России больше, чем поэт, и должОн страдать, даже если ничего "такого трагического" не происходит. Это тоже мы проходили в школе.
Заметим, что все можно было бы раскрутить наоборот: типа, я мог бы быть поэтом, оды сочинять направо и налево и горя не знать, а вместо этого вот лечу черт знает куда, в горячую точку, спасать каких-то оборванцев, которые и спасибо не скажут. Моим погибать без лампасов штанам.
А вот теперь и начинается самое интересное.
Д.П.: Во-первых, обратим внимание на то, что герой занят именно бардовским ремеслом, а не только/ не просто поэзией как таковой.
Во-вторых, о том, что спасать человечество "несложно" герой вроде бы не говорит. Скорее наоборот -- он, может, и хотел бы этим спасением заняться, но над ним висит его и в самом деле неодолимый бардовский (поэтический), так сказать, рок, который он хоть и клянет ("от обиды кpивясь"), но вместе с тем и благодарен ему - за то, что не надо иметь дела с этими монстрами и участвовать в паноптикуме жизни.
В-третьих, герой не говорит и о том, что справляться с судьбой поэта (заниматься ямбами и бемолями) сложнее, чем поводырствовать этими львами-овцами-людьми (и спасать их). Герой принимает свою судьбу, заранее готов к тому, что она может быть трагической, немного обижен на нее за это, но вместе с тем ясно понимает, что все эти обиды бессмысленны. Так что все в порядке. Герой -- нормальный трезвый одаренный человек, вполне сознает свою участь и отнюдь не выпендривается. Спокойно и сдержанно он следует по житейским волнам с поднятой головой.
Как видим, с наличием штампов, действительно, все в порядке. Только на сей раз это штамп не самой художественной литературы или пресловутого массового сознания, а литературной мемуаристики.
Снова собеседник, о котором мы уже забыли. Да кто же это такой?
В.С.: Да, кто же это такой? В течение всего следующего четверостишия (а то и всех трех) мы не понимаем, о чем, вообще говоря, речь. Какой-то плеск через какой-то борт. Мы недоумеваем: как можно закуривать, одновременно плеща через борт? Сигареты намокнут... Вообще, где мы? Что за борт? Что за кандалы? Структура песни потеряна.
Нас лишили привычных штампов. Мы напуганы вместе с "собеседником".
Д.П.: Да все в порядке, все на месте. Герой с собеседником в лодке, в безбрежном океане, и просто незачем так истерично хлопать по воде руками, когда все равно нет весел. Куда же ты здесь сбежишь-то? Куда отнесет, не нам судить. И не стоит закуривать, раздражаясь от моих слов. И не трогай ты эту цепь, которой мы (возможно, все) связаны, не греми без толку.
В.С. И все же, кто это такой? Обратим внимание, что третий куплет не начинается с привычного "ты мог бы..." Для него нет альтернативной судьбы. Неясно, кто такой "он", но можно предположить, что он - тот, кем хотел бы быть. Кем не мог не быть.
Если над этим поразмыслить в контексте первых 2 куплетов, означает "Откуда я?" "Кто про это уже писал?" "Кого я повторяю?" "КТО МЕНЯ ВЫДУМАЛ???" Вот это, действительно, страшно. Едва ли повторение чьей-то придуманной судьбы (sic!) может быть хорошей отмазкой для "карателя межзвездного". ("На Беркли-Сквере Томлинсон скончался в три часа...") Лучше уж не быть никем. Или быть непонятно кем. Тогда еще есть шанс.
Уж это точно. Но, по крайней мере, у собеседника есть какая-то поднебесная программа. Ну, ясно, божество...
В.С.: Отнюдь. Если вспомнить, к кому Щербаков обращается в песнях на "ты", то... лучше всего подходят "Обращения к герою". Особенно "Другое". Поднебесная программа при этом начинает напоминать танец на канате (в перекрестье лучей прожекторов), каратель межзвездный - Люцифера, и обе песни кончаются одинаковым "быть может..."
Д.П.: Да ну. Вполне божество. Точнее, избранник - возможный избранник. А Щербаков, и персонажи его исключительно на "ты" с Богом. Причем с разными и многими богами -- от Бога зыби до Будды. Не на "Вы" же с ним(и) быть, в конце концов. "Вы, Саваоф Баалович" - это ж только для забавных побасенок.
Вспомним, наконец, что и в Библии Его тоже не на "Вы" называют.
...смягчившись, каратель межзвездный и нас остальных извинит. Итак, собеседник, возможно, спасет весь мир (включая героя!) от некой космической кары. А возможно, и нет, но это не главное. (Кстати, оцените: не от возвышенно-библейской кары, а от сниженно-газетного карателя - но межзвездного.)
В.С.: Да, кстати о карателе. Он ведь тоже - штамп. Напоследок Щербаков пропас нам еще один стереотип массового сознания, объединяющий миф о Страшном Суде и газетные сенсации о пришельцах. Впрочем, куда уж их дальше объединять, чем они уже намертво срослись в тех же газетных заголовках...
Д.П.: Только вот штука в том, что герой и сам пока не знает, с прописной или со строчной надо следовало бы обращаться к собеседнику. Поскольку никто не знает, КТО ИЗ НАС явится искуплением остальных - и тех, кто скрещивает львов с овцами; и тех, кто пирует на вакхических свадьбах; и тех, кто понапрасну гремит кандалами. В свой срок поймем. БЫТЬ МОЖЕТ, действительно как раз вот этот, только что от ужаса махавший руками, и есть ТОТ САМЫЙ - "совпаденье лучей". И как раз за его-то визит...
Вот эта нота утешения и возможного избранничества "собеседника" (слушателя!) и есть единственная, смею полагать, нештампованная сюжетная/образная линия в "Русалке".
[...] Вот что я вспомнил -- мы зря искали корни этой идеи в христианстве. Исходно она вовсе не оттуда, а из каббалистической традиции. Наверное, израильские участники листа должны знать больше. Но главное -- см. раздел "Ламедвовники" в "Книге вымыщленных существ" Борхеса