* * *

Один собрат мой по перу,
остряк и симпатяга,
сказал мне как-то поутру,
что скепсис нам не по нутру,
что нужен смех, и не к добру,
что терпит все бумага.

Он мне сказал: "Послушай, Вань,
на все же есть терпенье!
Давай, слышь, больше не погань
серьёзным песнопеньем!

Ведь ты ж намедни пел у нас
чего-то там такое,
забыл по пьянке, но как счас
вот помню, что смешное".

И тут я вспомнил: был момент,
с друзьями накирялись,
и я, как неинтеллигент,
им чтой-то выдал, как презент,
все обозвали "диссидент",
но, в общем, посмеялись.

Потом сбрехнули, кто кому,
знакомым, домочадцам,
что Ванька - комик, по всему,
поёт, мол, оборжаться!

И всё! Куда бы ни попал -
"Споешь, тогда отпустим!"
Во влип, ребята, вот завал...
Ну что ж, назвался груздем.

Я ручку взял, бумагу, сел,
уткнулся взглядом в точку,
корпел, пыхтел, потел, сопел,
полночи дурнем просидел,
но, сколько в стенку ни глядел -
не написал ни строчки.

Ну не могу я смехоту!
Не выдержал, в натуре,
и взял ту, первую, ну, ту,
что спел друзьям по дури.
слегка подправил, подыскал
ругательствам замену,
ещё политику убрал -
и можно лезть на сцену!

И началось: концерт, другой,
и вот меня все знают,
зовут по имени, я свой,
и приглашают пить с собой,
на все банкеты, всей гурьбой
и всюду приглашают.

Всё норовят поговорить,
сомненьем поделиться,
и душу нежную открыть,
и планами излиться,

Знакомых - тьма! Все про свою
специфику толкуют...
Я, правда, много узнаю -
но к чёрту жизнь такую!

Я стал пописывать слегка.
подкидывают темы:
то объяснят про облака,
то там про средние века,
то про надои молока
и смежные проблемы.

Был на физмате, аккурат -
и то усвоил сразу,
что е равно эм-це-квадрат
и прочую заразу.

Пишу про всё: и про Багдад,
и про авторитарность,
и все пою, и все хотят -
что значит популярность!

И как встречают горячо!
Я вышел - все заржали.
И я еще не спел ничо -
а мне кричат: Давай ещё!
[нрзбр]
Сбежать бы - нет, а жаль ведь.

И пой давай, ори давай,
народу на потеху!
Шагай по хохоту, как в рай,
от смеху до успеху!

Но вдруг опять попал впросак:
всё то, что мною пелось,
вдруг кем-то понялось не так,
не так, как мне б хотелось.

Катнул депешу - вот же псих!
Кой-кто в неё вчитался,
поговорили при двоих,
вкатили мне от сих до сих -
и я б, быть может, и притих,
да слишком разогнался.

Остановиться не могу,
пою со всей острасткой!
Да только зритель ни гу-гу,
сидит, глядит с опаской.

Мол, знает чёрт, куда влечёт,
худого бы не стало!
Он, может, и смешно орёт,
да только проку мало.

И тот же брат мой по перу,
остряк и симпатяга,
мне говорит: кончай муру,
ты, брат, завёл не ту игру,
нам ха-ха-ха не по нутру!
Серьёзность - это благо.

Опять я влип... Локтей кусать
не стал - грызу коленку,
и в муках что-нибудь создать
сижу, уткнувшись в стенку.
Не получается всерьёз!
Опять я просчитался...
И судят все меня вразнос:
"Остряк-то исписался!"

<1980>