* * *
Навещая знакомый берег,
отрешённо гляжу на взморье,
возвращаясь на пепелище,
осязаю рубеж времён.
Ни о прошлом, ни о грядущем
не рассказывает безмолвие -
черепки отгремевших пиршеств,
парафиновый парфенон...
Лишь один звонит колокольчик,
словно спрашивает: «Ну, где же ты?»
Словно просит: «Побудь со мною!»
А я рад бы, да не могу:
от причала отходит судно,
на него все мои надежды,
я слежу за его движеньем,
оставаясь на берегу...
Сухопутный пройдёт шарманщик
в голубом головном уборе,
напевая морскую песню,
ничего не прося за труд.
Эту песню придумал некто,
никогда не бывавший в море,
но поётся в ней лишь о море,
и на судне её поймут.
И здесь нет никакого чуда,
ведь команду на судне этом
составляют гвардейцы духа
всех времён и любых кровей:
открыватели многих истин,
консультанты по раритетам,
очевидцы больших событий,
собеседники королей...
Мне хватило бы даже слова
в долетевшем от них призыве,
чтоб навеки проститься с сушей,
и исчезнуть там, где заря.
Но, безмолвный и недоступный,
белый призрак на чёрной зыби
разворачивается к ветру,
никого с собой не зовя.
И в то время как он, быть может,
отправляется в край несчастий
из великой любви к свободе
для всемерной борьбы со злом, -
я, покорный слуга глагола,
я, поклонник деепричастий,
остаюсь со своим неверным
легкомысленным ремеслом...
Навсегда расставаясь с морем,
наблюдаю почти бесстрастно
(словно даже уже и это
не могло бы меня развлечь),
как невидимые пределы
разграничивают пространство,
и ничто этих черт запретных
не осмелится пересечь.
Лишь корабль моих упований
покидает сии границы,
тяжело поднимает крылья
и, волнуясь, идёт во мглу...
Я слежу за его движеньем,
но пустуют мои таблицы:
ни о прошлом, ни о грядущем
ничего сказать не могу...
1988