ПЕСНЬ О НЕВЕДЕНЬЕ
На тринадцатый день календарь стушевался и время повисло отвесно.
Жили в нём и не ведали мы –
ни о том, сколько нам до отъезда, ни о том, доживём ли...
И когда от неведенья мне и тебе
почему-либо делалось не по себе –
до заката пустую покинув гостиницу, шли мы в деревню.
Словно снеди и вправду хотели простой
(что осталась ещё от недели Страстной).
То есть местной еды. Впрочем, столь же безрадостной, сколь и густой.
И природа цвела, и на пасеке ульи гудели, как струны в рояли.
А в воде, вдоль которой мы шли,
неподвижные рыбы стояли, шевеля только ртами...
Но иною казалась еда, чем ждалась,
и над заводью заросль кололась и жглась,
и не пресной от берега веяло мелью, но далью и солью.
Намечалось начало всего, что затем.
И душа совпадала с немыслимо чем.
И мерещилось ей, будто небо рыдало над этим над всем.
Ничего-то оно не рыдало, скорей хохотало оно и глумилось,
да не вслух, не для нас, высоко.
А Неведенье сладко дымилось – как река, то есть рядом.
И, случись нам скатиться в Неведенье то,
чтобы там воплотиться немыслимо в что,
ничего-то с собою не взяли мы – кроме бы этих каникул,
чей напев был неладен и голос – хоть брось,
где не всё то цвело, что кололось и жглось,
где ничто не умело как следует сбыться. И вот – не сбылось...
Где и выжили мы бы едва ли, но где
неподвижные рыбы стояли в воде –
как во сне, обнимающем вечность, но длящемся меньше секунды;
где душа лишь себя не боялась одной –
и надменное небо смеялось над мной,
но грозой не лилось и глазам не являлось. Плыло стороной.
2007