* * *

Почти на склоне, так сказать, двумя ногами стоя,
всё пробую опять понять, зачем и кто я.

Цитату знал со школьных лет: «Ты сер, а я, приятель, сед».
Глубин не видел в изреченьи, и только постарев, извлёк значенье.

Доселе верил я непрочно, что не каждый брату брат,
что никаких среда и почва нам гарантий не сулят.
Что где мозги у одного, там у другого кепка.
И много я ещё чего теперь усвоил крепко.

Готов покаяться, но надо ли? Виноват, мол, недопонимал,
что с четырёх подняться на две — это целый церемониал,
что никуда СССР не делся, будь спокоен,
и что приятель сер, поскольку так устроен.

Что если вылез он во власть, уже не в силах он не красть,
но в том, что я и он едины, никто не убедит мои седины.

Иссяк во мне иносказатель — без кавычек режу в лоб.
Уж там приятель — не приятель, а в анкетах — не поклёп.
И год, и город, и квартал — всё сходится, досадно.
Как будто сам я подверстал, нарочно, чтоб наглядно.

Мол, кабы кто-то не из местных, неизвестных правил и манер,
а тут земляк — тебе ровесник, одноклассник, тоже пионер.
Но шли за парту и в отряд не по своей мы воле,
и я не виноват, что с ним учился в школе.

А он и в школе был непрост — давал помалу деньги в рост.
Кто недовыплатит проценты, тех можно вербовать потом в агенты.

Мелькает сверстник на экранах, рядом кодла в унисон.
Подумать могут в честных странах, что и все мы тут, как он.
Что лишь тому, как делать вред, моё училось детство,
и главный был у нас предмет — основы людоедства.

Меж тем ни с боку, ни с подкладки я не с ним, не рядом и не тут.
Не те поступки, врозь повадки, а покупки прямо вопиют.
Вчера, устав глядеть в экран, купил я книжку Брема,
прочёл про обезьян, и прояснилась тема.

А он в расчёте на респект купил Кутузовский проспект.
Кто не почувствует респекта, тех можно выселять потом с проспекта.

Уже на случай прекословий между массой и Москвой
ровесник держит наготове флот воздушный и морской.
Не то в расчёте припугнуть ограбленную массу,
не то в расчёте ушмыгнуть, забрав с собой всю кассу.

А мне в каком хотите флоте предлагайте — я не побегу.
Одна болтанка, что в полёте, что в каюте, что на берегу.
При всех режимах, там и сям, в черёд за их заслуги,
даются племенам невзгоды и недуги.

То адский зной, то зверский дождь, то смертный бой, то мерзкий вождь,
но огрести всё это вместе и сразу на века — не много ль чести?

А вам, красавица, давно я, уж не помню, в чей режим,
предрёк согласие со мною, раз уж мы принадлежим
к похожим почвам, да, увы, зато не к разным видам.
Чуть что, не выдадите вы, и я, чуть что, не выдам.

Вы отмахнулись: «Несерьёзно». И напрасно — я ведь не шутил,
что с вами нам держаться розно, право слово, я бы запретил.
Мы хлеб и хлопоты делить сумели бы успешно,
и даже может быть, что до поры безгрешно.

Но, если в некий час и год, помимо хлеба и хлопот,
разделим мы ещё и ложе, то вот моя рука и сердце тоже.

<2015>