ИНТЕРМЕДИЯ 12
Такие школы есть в Москве,
не то их три, не то их две,
элитной марки, для сугубо одарённых.
Меня в одну из этих школ
зовут, чтоб лекцию прочёл,
о чём, зачем – не знают сами, но зовут.
Так я, пожалуйста, схожу,
но только что я им скажу?
Какая радость от меня, помимо грусти?
Они же молоды насквозь,
они надеются, небось,
и все на лучшее, а это чересчур.
Таких не очень развернёшь.
Я в прошлом тоже молодёжь,
бывало день и ночь не сплю, не ем – надеюсь.
Беру газету в сутки раз,
в газете ложь, как и сейчас,
но я вникаю и опять – не ем, не сплю.
По Красной площади брожу,
от нетерпения дрожу,
однако слышу лишь порой короткий ропот.
Затем короткую пальбу,
и снова тихо, как в гробу,
но я надеюсь каждый раз, как и сейчас.
Ходил на исповедь, пока
не подглядел исподтишка,
как исповедник диктофон под рясу прячет.
Платил психологу, но с ним,
когда бедой назвал я Крым,
случился шок, и я уж больше не платил.
Листал историков труды
насчёт источников беды,
нашёл, что главные – сумбурность и обширность.
Мол, будь поменее размах
и крепче мнение в умах –
сейчас была бы, мол, держава хоть куда.
Но время думать головой
иссякло к Первой мировой,
а после думать стало некому и нечем.
Остались в вечной бедноте,
одни надежды – да и те,
такие смутные, что дети не поймут.
Ещё и высмеют: "Чудак,
всё это знаем мы и так,
читать умеем – не смотри, что вундеркинды!
Да и не сам ли ты, дружок,
беде способствовал, как мог?"
Тут будет пауза, а это чересчур.
И не пособник я ничей,
и плоскогубцев, и ключей
не подавал, когда закручивались гайки.
Но отзывается стыдом
и вспоминается с трудом.
Погибла лекция, хоть в школу не ходи.
Однако всё-таки рискну,
в глаза грядущему взгляну,
в иных глазах оно читается изрядно.
Сегодня школьник он – а там
уже полковник он, и сам
по школам ходит, вундеркиндов учит жить.
Сегодня влево он глядит,
там, слева, девочка сидит,
не сомневаюсь, что зовут её Надеждой.
Надежда, ты моя беда,
Надежда, я вернусь, когда
трубач отбой сыграет, то есть никогда.
<2019>