* * *
Шёл я городом знакомым,
и подвоха я не ждал.
Но вдруг упали с гастронома
буквы вывески "Кристалл".
Отскочил я, только ахнул
и прикрикнул нервам "Стоп!"
Как внезапно сзади жахнул
об асфальт фонарный столб.
И полезло наважденье
изо всех бесовских сил -
нет спасенья от паденья
душ, предметов и светил.
Побежал я без дороги,
сломя голову, вперёд,
чтоб не ждать, когда под ноги
рухнет с неба самолёт.
Листьев сорванных охапки
по ногам хлестали мне,
и булыжник цвета хаки
градом сыпал по спине.
Кыш, костлявая! Не стоит
нынче править самосуд!
Сердце в пятках, пятки ноют,
ветры воют, кеды жмут!
Но ответили из чрева
адской области земной:
"Ты накликал много гнева
слишком праведной душой.
Пусть теперь, к итогу жизни,
как возмездие само,
на тебе скалой повиснет
безгреховности клеймо!"
И упал я, подломившись,
мрак не в силах отдалить.
А народ, вокруг столпившись,
начал думать, как тут быть.
И один с уменьем доки
смог мне губы разлепить,
Отхаркнувшись, начал вдохи
мне искусственно вводить.
Поздно, дядя! Мной примята
лужа крови, камень ал,
как помада, что когда-то
с женских губ я не слизал.
Кровь, как стыд, что я не ведал,
как вино, что я не пил,
как святыня, что не предал,
как соблазн, что упустил.
Смертный клан, меня обретший,
неприятно удивлён:
я, безвременно ушедший,
в поминанье не внесён.
Обо мне, не знавшем блуда,
о чистейшем образце,
много меньше плакать будут,
чем о злостном подлеце!
Я людей не позабавлю,
став кошмаром снов и грёз.
Слёз я, мёртвый, не оставлю,
так как в жизни их не нёс.
Гроб сколотят, шляп не снимут,
и меня зароют в грязь,
словно вывеску поднимут,
что внезапно сорвалась.
Чист, а значит, незаметен,
грязных слухов не собрал.
Про меня не сложат сплетен -
значит, без вести пропал.
Снова все грехами кроют
жизнь свою, летя на дно...
Ну, а я покрыт землёю,
ей же, чистой, всё равно.
<1978>