* * *

Опомнись, вития, прерви свой возвышенный труд,
что так неугоден лжецу и глупцу ненавистен.
Читая по звёздам, ты тянешься к истине истин.
Но есть ли она? И зачем она там, а не тут?

Одумайся, храбрый астролог. Не всё ж тебе ввысь
глазеть, утомляя зрачки чернотою эфира.
Не всё ж тебе сердцем прослушивать трещины мира
и разумом следовать Вечности. Остановись.

Пристройся к ландшафту. На юге - заметишь залив.
Он светел и радужен нынче. Обычно он мрачен.
Обычно он ровен, внушителен и непрозрачен,
как истина. И, как познание, нетороплив.

Спускайся туда, к развалившейся шхуне. На ют
взберись и замешкайся там безо всякого толка.
Харчевню в порту посети и рассеянно долго
сиди над бокалом чего-нибудь, что подадут.

Обратной дорогой не думай -  спаси тебя Бог! -
о пользе ращенья деревьев и улиц мощенья.
Ты просто иди. И холодный туман возвращенья,
считая до тысячи, пробуй на выдох и вдох.

А то эмигрируй куда-нибудь на острова.
Разденься. Влюбись в амазонку коньячного цвета.
И с нею, насколько тебе позволительно это,
чужое наречье учи, не вникая в слова.

А то - ещё проще - сокройся, уйди в кабинет
и там, музыкантов каких-нибудь, хоть ливерпульских,
включив, созерцай потолок или плинтус. И пусть их
другие волнуются, был Вельзевул или нет.

Пока ни Эдема, ни Ада в твоем шалаше,
глухом для воздействий как внутренних, так и наружных,
пока Ливерпуль из наушника льётся в наушник,
ничто на земле не напомнит тебе о душе.

1988