* * *
     
Ещё младенцем, однажды где-то
без спросу взял я с гербом и грифом бумагу;
и в правом верхнем углу цветное 
своё, конечно, изображенье наклеил;

а посредине - единым махом,
славянской вязью, китайской тушью -
вписал подряд, как есть, не тая:

свой рост и возраст, и вес и адрес,
и род занятий, и беспартийность, конечно;
к тому прибавил, со строчки красной,
подробный список родных и близких, а как же;

потом немного ещё подумал -
и отпечаток большого пальца
оттиснул в левом нижнем углу;

а в нижнем правом - поставил подпись,
таким уж, видно, смышлёным был я ребёнком;
и тёмной ночью, в степи безлюдной,
дрожа от страха, большую яму я вырыл;

и в этой яме свою бумагу,
свернув два раза, на дне глубоком
сокрыл, зарыл и место забыл;

с тех пор вольготно живу на свете,
сижу на крыше, в дуду играю по нотам;
ничем не связан, конечно, кроме
твоих, брюнетка, очей зелёных, джунгарских;

тем самым как бы собой являю
пример особый и назиданье
для всех пытливых умов и чутких
сердец; на том и сказке конец.

А тёмной ночью в степи безлюдной
никто не ходит, никто бумагу не ищет.
Чего я, собственно, и добивался.

1992