ЭТИ ГЛАЗА НАПРОТИВ Видал бы кто, каким я львом гляжусь, когда на гран-приём являюсь к некой госпоже, в каком помпезном кураже, с какой бравадой сажусь напротив госпожи - как будто молвлю ей "дрожи!" Таким кажусь главой градским, парламентарием таким, хоть стой, хоть падай. То не иначе кровь царей кипит во мне, когда пред ней рукой сеньора, в виду имея, что влюблён, кладу бумажник (в нём - мильон) и жду фурора. Но молодое существо, не представляя ничего собою, кроме в первый раз надетых бус, нездешних глаз, волос и шёлка, едва бровями шевельнёт, как весь бомонд в момент поймёт, что я не лев, не депутат, я просто мальчик, дебютант, летун, дешёвка. Один прохладный, тёмный взгляд - и всё, и кончен мой парад, пиши пропало. Одно движенье нежных век - и я увял, заглох, поблек, меня не стало. На месте, где тому назад мгновений пять, глумлив, крылат, - под стоны свадебных фанфар породы царской экземпляр сидел, сверкая, теперь какой-то лже-двойник о четырёх ногах возник, муляж, который только вскрой - в нём засмердит весь шлак земной, вся дрянь морская. А тот роскошный прошлый "я" - теперь всего лишь тень моя, мечта и грёза. Не суперкласс и гиперблеск, а сверхконфуз и гран-гротеск. Метампсихоза. Ещё не смысля всей беды, пытаюсь я сдержать бразды, ещё с апломбом на других кошусь: мол, чем я хуже их? Ничем не хуже. Ещё я тщусь, как те цари, хоть часть себя сокрыть внутри, в то время как вполне пора признать, что нет во мне нутра, я весь снаружи. Вполне пора в родной вигвам бежать стремглав и выпить там свою цикуту, сиречь, буквально или нет, но сгинуть, кинуть этот свет сию секунду. Кто испытал, не даст соврать и подтвердит, что с места встать - не так легко в подобный час. Но, чтоб не видеть этих глаз, больших как небо, собравшись с духом наконец, я улыбаюсь, как мертвец, потом встаю, мильон в карман кладу и еду в ресторан "Аддис-Абеба". Земля безвидна, даль бледна. Со мной лишь тень моя, она в цари не метит, пересекая град пустой, где ночью нас, как в песне той, никто не встретит, никто не встретит, никто не встретит. 1992