МАРШ КРОТОВ

Альт и бас дают петуха, моргнув,
игрушки свои жонглёр на землю бросает,
стар и млад, плясун, балагур и шут 
становятся немы ртом и ликом темны, -
чуть только наш, от ярмарки в двух верстах, кимвал забряцает
и окрест, бригадами по сто душ, появимся мы.

Мы - кроты. При нас улыбаться брось!
Мы видим тебя насквозь. Да, насквозь.

Главный крот сидит на таком коне, 
в камзоле таком, что нам и сладко и больно.
Мы, кроты, его безусловно, чтим, 
поскольку он старше всех на семьдесят лет
и под рукой огромная у него, естественно, бомба,
от какой спасения никому, естественно, нет.

Ну, а мной - кончается строй бригад.
Я самый последний крот, арьергард.

Я иду. Я всем ходокам ходок. 
А будет привал - засну, умру, не опомнюсь.
В нас, кротах, силён коренной рефлекс: 
велят умереть - умри, родиться - родись.
Плюс мы спешим, мы шествуем далеко, на Северный Полюс,
чтоб на нём, присвоив его себе, создать парадиз.

И хотя над Полюсом ночь густа,
с ней справится зоркий глаз, глаз крота.

Всяк жонглёр на ярмарке, шут любой, - 
пока мы течём вокруг, бряцая надсадно, -
прям стоит, и вертит в уме цифирь 
(горазд не горазд считать, удал не удал):
мол, клык за клык, за хвост полтора хвоста, три, стало быть, за два...
А итог выходит всегда другим, чем он ожидал.

Эй, басы! Моргните-ка там альтам.
Из Моцарта что-нибудь - нам, кротам.

1993