ТАРАНТЕЛЛА

Есть на планете город Питер. Он поделён на острова.
Будь в алфавите больше литер, я бы сложил из них слова.
Склеил бы опус я и даже целый бы эпос развернул.
Благо, недавно в Эрмитаже я вдохновенье почерпнул.

Вздумалось вдруг в ненастье мне зайти в Эрмитаж.
Взял и зашёл. А на стене висит персонаж,
малозаметный глазу, ярких между личин.
Но среди прочих сразу я его отличил.

Щёки и лоб его багровы, силы он полон и огня.
В цирке он мог бы гнуть подковы и багроветь, подковы гня.
Стать бы он дельный мог сановник. Важно смотрелся бы в седле.
Был бы в пехоте он полковник и канонир на корабле.

Мог бы он всё на свете, вон какой габарит!
Плохо, что на портрете он сидит и молчит.
Ибо герой без жеста схож неведомо с чем.
Повесть моя ни с места. Что ж, пойду и поем.

Неповторим и одинаков, город шумит, течёт Нева.
Жаль, в алфавите мало знаков, я бы сложил из них слова.
Я разместил бы всё по полкам, распределил бы мишуру.
Но персонажу (вой хоть волком) дела никак не подберу.

Время летит. Бумага терпит. Кто виноват?
В Питере шум и влага. Эрмитаж нарасхват.
В зале, привычным фоном став, красуется холст.
И персонаж на оном - брав, беспечен и толст.

Уж с тополей, дубов и буков жёлтая падает листва.
Нет в алфавите нужных буков, чтобы сложить из них слова.
Способа нет добиться толка от персонажа моего.
Всё потому, что был он только лодырь и больше ничего.

Да, никаких не делал дел он, я узнавал.
Целую жизнь пил-ел он, пел он и танцевал.
Но на холсте прекрасном всплыл из небытия.
Хоть и гулякой праздным был, как Моцарт и я.

Перья долой, подать фужеры, фрукты и музыку сюда!
Будем бездельничать, моншеры, будем лениться, господа!
Но, несмотря на нашу леность, много веков пускай подряд
ценят потомки нашу ценность и с замиранием хранят.

Организуя стаи, пусть повсюду не раз
правнуки наши наизусть цитируют нас.
И над рекой Невою масс народных толпа
пусть вознесёт главою нас превыше столпа.

2004